Эленве была в гневе. Она гневалась настолько, насколько может разгневаться ласковая и улыбчивая Ваниэ. То есть от ее взгляда могли расколоться и врата Ангбанда, а в голосе звенела сталь. - Никуда мы отсюда не пойдем, - заявила она супругу, - как ты мог даже подумать, что я променяю морской курорт на прозябание в горных пещерах. - Милая, там нет пещер, - растерянно повторял Турукано, - там прекрасная горная долина, журчащие реки, сосны, цветы, поляны... - А к морю я ребенка буду возить раз в столетие? - вопросила Эленвэ. - Итарильдэ ведь почти взрослая, - попробовал возразить Турукано. - Для меня - она ребенок, - отрезала Эленвэ, - до Второй Музыки. - Папа, - дерзко заявил сидящий тут же ребенок, - я только что сшила себе новый купальник. И с кем я в твоем Ондолиндэ общаться буду? Опять все те же - Глорфиндейл, Аранвэ, Эктелион... - Ульмо обещал прислать посланника, - заикнулся было Турукано - Вот я его тут и подожду, - отрезала красавица-дочь, - правда, мама? - Но Ульмо... - снова начал Турукано. - Да что ты все Ульмо да Ульмо, - сверкнула глазами Эленвэ, - ни один Вала, кроме Моргота, разумеется, не лишит эллет возможности каждый год бывать на морском курорте. Я сама с ним поговорю. Ночью был шторм. Турукано не мог заснуть и ежился в испуге. Супруги рядом не было - еще с вечера она ушла из Виньямара на морской берег. Утром Эленвэ явилась свежая как зоренька, веселая и радостная. - Я все устроила, - заявила она, - Ульмо закроет от посторонних глаз оба града. И Виньямар и этот твой Ондолиндэ. В конце концов горный курорт для здоровья тоже необходим. И минеральная вода из источников. Так что будем проводить один сезон на море, а другой в горах. Турукано смотрел на жену в священном страхе. - Ты видела самого Ульмо? - наконец спросил он, - наяву? - Конечно, - ответила Эленвэ, примеряя купальный костюм, - я удостоилась лицезреть... - Но почему он тебя послушался? - вопросил Турукано, еще более удивленный. - А как ты думаешь, - вопросила супруга вместо ответа, - почему могучий Ульмо до сих пор не женат? Турукано пожал плечами. - Потому что не выносит женских слез, - сказала Эленвэ, - мне об этом еще в Валиноре проговорилась сама Уинэн. По очень большому секрету. Близость к Валар дает свои плоды и полезные связи. Мы, Ваниар это знаем, в отличие от Нолдор, которые никогда не умели заводить полезных знакомств. Так что продолжаем обустраивать Виньямар.
Дочь уже оказалась в надежных руках его товарищей, на прочном льду, и он устремился к жене. Холод пробирает до костей, усталость тянет на дно, но он находит в себе силы добраться до Эленвэ, помочь ей ухватиться за брошенную веревку. Жена тоже достигла края полыньи и он старается только не выпустить спасительную веревку, да это и трудно было бы сделать – холод сковал пальцы. Но сзади слышится грохот и страшный удар направляет его вниз, в темноту.
На морском дне он все же отдохнет.
читать дальше*** Что же до Эленвэ, жены погибшего Тургона и их дочери Идрили, то они поселились вместе с отцом Тургона, Верховным Королем Финголфином в холодном Хитлуме. Идриль, достигнув возраста расцвета, стала настоящим чудом туманного Севера, его прекрасным золотым цветком. Но не избрала она себе мужа, и сердце ее оставалось свободным.
Когда отгремела ужасная Битва Бессчетных Слез, и Хитлум был покорен, Эленвэ и Идрили удалось скрыться и, не в силах преодолеть перевалы Гор Тени, которые сторожили воины Врага, остались они в Земле Туманов. Их приютили эльфы Митрима, предводителем коих был Аннаэль, и жили они в тайном убежище коренных жителей Хитлума. Страх и печаль были их постоянными спутниками, но все же эти женщины не впали в отчаяние, ибо принадлежали к высокому роду.
***
- Назовите его Туор, - молодая мать устало прикрыла глаза. – Позаботьтесь о нем… прошу вас.
- Ты оправишься, - в мелодичном голосе Эленвэ тоже сквозила усталость – роды были долгими и трудными. – Верь мне, Риан, ты будешь жить и сама воспитаешь сына.
- Нет, - Риан отвечала тихо, но твердо. – От боли и крови рождения я бы оправилась… но тоска пожирает меня изнутри так же верно, как ржа ест железо. Я лишь найду тело возлюбленного мужа моего… и упокоюсь рядом с ним. Не пытайтесь меня удержать, это невозможно.
- Я бы удержала тебя, если бы могла, - Эленвэ посмотрела на женщину людей испытующе. – Но ты права – это невозможно. Стало быть, такова судьба твоего сына – с рождения жить среди другого народа, не зная ни матери, ни отца.
- Такова судьба, - эхом повторила Риан.
***
И взяла Эленвэ сына Риан и Хуора на воспитание, и вырос Туор сильным и смелым, умелым и учтивым, достойным сыном народа людей и воспитанником народом эльфов. Эленвэ была ему за мать, а Аннаэль – за отца, Идриль же звал он своей сестрой и любил ее более всего на свете. Но когда исполнилось ему девятнадцать лет, вастаки и орки пронюхали об убежище Темных Эльфов и напали на пещеры Андрота. Эльфы стойко сражались, но врагов было чересчур много. Но они слишком хорошо знали все ходы и выходы в горах и, когда схватка стала безнадежной, скрылись от слуг Моргота. Но из-за погони Туор и Идриль отделились от прочих и бежали на юг, в то время как остальные устремились на восток, к Дориату. Горевала Эленвэ от разлуки с дочерью и названым сыном, но ничего не могла поделать – эльфов Аннаэля было слишком мало, а земли Хитлума были слишком опасны, чтобы продолжать поиски. Ей оставалось уповать лишь на силу и храбрость Туора, на стойкость и мудрость Идриль и на милость Валар.
Но Идриль и Туор не погибли, ибо оправдали они все надежды своей матери, а милость Валар пребывала с ними. Милостью Владыки Ульмо был им дан в проводники ручей, который вывел их на юг, к быстрому Нарогу, и сам Владыка явился им, предрекая Туору и его сыну великую судьбу и обещая помощь, когда придет нужный час. Но после этого Ульмо исчез, а беглецы отправились дальше на юг по берегу реки. К счастью, стражи Нарготронда быстро узнали в Идриль женщину из своего народа, а потому не стали стрелять, но привели обоих беглецов к королю Ородрету. Тот сразу признал свою родственницу, и ради нее Туору позволили жить в тайном городе, тем более, что тут уже поселился его близкий родич, Турин, сын Хурина. Обрадовались родичи нечаянной встрече, но слишком разнились они нравом, чтобы сдружиться. Турин был мрачен и печален, мало надежды он видел в будущем и веселье находил лишь в сражении, желая отомстить Морготу за несчастья своего народа. Туор же был весел нравом, приятен в разговоре, быстро овладевал любым мастерством, войны же не любил, хотя сражался храбро и стойко. Турин к Валар относился равнодушно и считал, что они ничем не помогут Средиземью, Туор же только в Валар видел надежду. Турин выводил войска Нарготронда на битвы, желая своими силами очистить землю от врагов, Туор же слушал Идриль, а та считала, подобно Гвиндору, что Нарготронд не должен обнаруживать своих сил в сражениях, ибо тогда он погибнет, открывшись гневу Моргота, помощи же следует ждать только от Валар.
***
- Я согласен с Гвиндором, о владыка Ородрет, - златовласый человек, сидевший неподалеку от трона встал, поклонившись королю, в знак, что хочет говорить. – Не будет нам удачи, если мы одни будем противостоять злобе Моргота, он быстро раздавит Нарготронд, ибо сила его слишком велика.
- Вот как, - Турин тоже встал со своего места по правую руку короля. – Странно мне слышать столь трусливые речи от человека из моего народа. Я знаю, что Хуор, твой отец и мой дядя, был отважен и никогда не бежал от боя, но, быть может, ты пошел нравом в свою робкую мать? Что же ты предлагаешь – трусливо забиться в нору, вновь взять отравленные стрелы и стрелять во всех, кто приближается к границам, не разбирая друзей и врагов? Еще немного – и я начну сожалеть, что этого не случилось с тобой!
- Глупо лезть на медведя с голыми руками, разве что он рвется в дверь твоего жилища, храбрый брат мой, - лицо Туора было спокойно, хотя в глазах разгорался огонек гнева, ибо никто из Народа Хадора не спустил бы оскорбления своей матери. – Но Моргот еще пока не стучится в наши ворота. А Владыка Ульмо обещал нам помощь – когда придет час. Я хочу дождаться знака.
- Смерти ты дождешься, а не помощи! Что толку в бесплодных обещаниях, когда со всех сторон мы окружены морем врагов! – Турин почти кричал, не в силах сдержать себя. – Мы должны сражаться и искупить этим былую трусость! – при этих словах король Ородрет на троне вздрогнул, но не произнес ни слова и не подал никакого знака. – Только храбрость, только сила, только стойкость помогут нам!
- Только вера и надежда – наша опора, - Туор говорил тихо, но его слышали все. – Однако король еще не сказал своего слова, - он обернулся к Ородрету. Тот некоторое время сидел в молчании, затем произнес:
- На Валар надеюсь и я, о Туор, но родич твой Турин прав – довольно мы сидели здесь в трусости и праздности! Трусость внушили нам некогда речи коварного Куруфина и теперь мы должны отбросить чары его слов, и выйти навстречу врагу. А если Валар захотят помочь нам – то помогут на поле боя.
***
Так к словам Туора и Идрили не прислушались, и Турин выводил войска на сражения, и бились его воины с порождениями тьмы, и одолевали их. И ликовал народ Нарготронда, уверившись в собственной силе и военном таланте своего нового полководца. Туор тоже сражался там, ибо не хотел оставить приютивший его народ без помощи, и в сражениях тех он доказал, что говорил не из трусости, ибо мало кто из эльфов мог бы сравниться с ним на поле боя, и лишь один Турин превосходил его в силе и владении оружием. Но Туор не завидовал родичу, а спокойно принимал все, как есть. Однажды он даже спас Турина, когда того окружило множество орков, прорубил к брату путь и вместе они сдерживали натиск, пока не подошли другие их воины. После того случая Турин больше не позволял себе плохо говорить о Туоре и его матери, хотя и не изменил своей тактики и по-прежнему желал сокрушить Моргота одной лишь силой. А потом пришло Турину в голову, что для лучшего передвижения войск нужно перебросить через Нарог каменный мост, и, хотя возражали против этого Идриль, Туор и Гвиндор, говоря, что так он подвергает город опасности, Ородрет прислушался не к ним, а к главному своему полководцу и мост был построен.
Прожил Туор в Нарготронде уже два года и достиг расцвета силы и мужественности. Здесь он обрел и свое счастье, ибо понял, что любит Идриль не как сестру, но как возлюбленную, а она отвечала ему взаимностью. Ородрет не был против их брака, и вскоре Туор и Идриль сыграли свадьбу. Печалилась Идриль, что нет здесь ее матери Эленвэ, но сердцем чуяла, что она жива, и это помогало ей снести разлуку.
Вскоре Идриль зачала ребенка, а Туор вновь увидел Владыку Ульмо. Как-то раз сидел он на берегу стремительного Нарога и думал о жене и о будущем ребенке, когда из потока восстала огромная волна, преобразившаяся во Владыку Вод. В благоговейном страхе вскочил Туор, но Вала разговаривал с ним милостиво и вновь предрек великую судьбу его сыну, которого велел назвать Эарендилем. Но кроме этой радостной вести, говорил Ульмо и о другом, и эти его слова были мрачны и тревожны. Приказал Владыка Туору передать королю Ородрету его повеление: разрушить камни гордыни Турина, коими он сковал реку, а иначе предрекал гибель Нарготронду и многим его жителям. С этими словами рассыпался он водяной пеной, а устрашенный Туор поспешил к королю. Но Ородрет не слушал его, во всем подчиняясь Турину, а тот стал говорить о зависти Валар, мол, они боятся, что эльфы и людисами справятся с Морготом и потому внушают им трусость и нежелание сражаться. Разгневался Туор на такие речи, но вновь не стал ссориться с родичем, а покорился решению короля. Ибо тот, кто говорит о послушании и верности, сам не должен бунтовать.
Золотые волосы спящего младенца сверкали в свете солнечных лучей, проходивших через высоко прорубленное в пещерном чертоге окно. Ни отец, ни мать не могли сдержать улыбки, глядя на спящее дитя. Но тут же облако тревоги набежало на чистый лоб Идрили и тронула она мужа за руку, приглашая для разговора в соседнюю комнату, дабы не тревожить детский сон.
- Последние сражения были успешны, - сказала она Туору, и тот кивнул, хотя в этом не было особой нужды – Идриль знала обо всех делах города. – Но, - продолжала женщина, взяв мужа за руку, - я боюсь этих побед больше, чем поражений, ибо они вселяют самоуверенность в Турина и короля. А самоуверенность эта очень опасна, ведь мы не смогли бы победить Моргота, будь нас в десять, в сто раз больше! Это не под силу одним эльдар, даже вместе с эдайн… уж не говоря о тени нашего Рока.
- Что же ты предлагаешь? – Туор слегка сжал пальцы жены. – Ты же прекрасно знаешь, что ни меня, ни тебя, ни Гвиндора король не слушает. Уговоры бесполезны, а действовать силой мы не можем.
- Вот что пришло мне на ум, Туор, - свободной рукой Идриль задумчиво коснулась щеки, - если не можем мы спасти весь город – надо спасти хотя бы что-то. Рано или поздно Моргот пришлет такое войско, что Нарготронд падет – и тогда у нас должны быть пути для отступления.
- В Нарготронде есть тайные ходы и благодаря милости короля мы знаем их все, - ответил Туор, пребывая в некотором недоумении. – Чего ты хочешь еще, жена?
- Пробить новый ход, - ответила Идриль, - но такой, чтобы о нем не знали ни король, ни Турин. Ибо есть у меня предвидение, что старые пути отступления нам не помогут. Я постараюсь сама и через Гвиндора рассказать тем, кто думает так, как мы, о наших замыслах и попросить помощи каменщиков и рудознатцев. Ты же говори среди эльдар о том, чтобы они, когда потребуется, были готовы отступить слаженно, а не бежать в испуге в разные стороны.
- Хорошо, любовь моя, - Туор наклонился поцеловать жену. – Я знаю, что ты не посоветуешь плохого.
***
И случилось так, как боялись Туор, Идриль и Гвиндор. Вскоре Моргот послал к Нарготронду несметное войско, а предводительствовал им могучий дракон Глаурунг. Враги разбили войско Ородрета и Турина на равнине Тумхалад и король был убит. Турин же попал под чары дракона и, сам того не желая, открыл ему все тайны Нарготронда. И все старые тайные пути были заняты орками, и если кто желал спастись по ним, то попадал им в лапы.
Но многие знали о замысле Туора и Идрили и, увидев, что битва проиграна, собрались у нового тайного хода, который был окончен незадолго до битвы. Так спаслись многие уцелевшие жители Нарготронда, и среди них была дочь короля, Финдуилас, и Гвиндор, друг Турина. Но куда подевался сам Турин – про то беглецы не ведали, хотя тела его не нашли среди павших.
А остатки эльфов Нарготронда, коих вели Туор и Идриль, несшая на руках сына Эарендиля, спаслись и отступили на юг, в Гавани Сириона. Когда прожили они там несколько лет, то пришли в Гавани и беглецы из Дориата, разоренного сыновьями Феанора, и о радость! была среди них и пережившая все сражения Эленвэ. Радостна была встреча матери и дочери, и названного сына, и неведомого праматери внука.
А когда вырос Эарендиль, он женился на Эльвинг, и после разорения Гаваней сыновьями Феанора, они вместе нашли путь в Валинор и благодаря их мольбе, пришла оттуда помощь Средиземью, и так исполнилось предсказание Ульмо о великой судьбе сына Туора.
***
- Вот видишь, Владыка Вод, - тих голос Вайрэ, но тверд и незыблем, как голос судьбы, - ты напрасно тревожился. Есть много путей, коими идет судьба, и то, к чему ты стремился, исполнилось по-иному, чем ты задумал.
- Ты говоришь верно, о Плетущая Узор, - Ульмо усмирил рокот волн в своем голосе, дабы не тревожить покой Дома Вайрэ. – Все исполнилось, как должно.
Вайрэ наклонила голову над следующим Гобеленом, а Ульмо устремил взор глаз цвета морской волны на стену, где висели картины Несбывшегося, и с печалью глядел он на Белый Город Гондолин, который никогда не будет возведен.
Мило и эпично) Тургона только жаль. Ну и очень хорошо показано, что сопротивление безполезно, и сбежавшие через потайной ход более достойны уважения, чем погибшие в бою, хоть и неравном и безнадежном. Интересно, неужели Профессор тоже считал, что "живой пес лучше мертвого льва"?))
Умрёте - сразу проситесь в ад, в раю вас ждёт разгневанный Профессор (с)
О, второе хорошо развернули... Интересно)) Нет, Тургона-то не жаль, он-то возродился в Амане и все (ну не сразу, ладно). Гость, неужели Профессор тоже считал, что "живой пес лучше мертвого льва"? Нет, он уважал "северное мужество", но не самоубийства. Если можно спасти женщин и детей - их надо спасать. Не всякий становится псом только потому, что выжил.
Сражаться нужно, но в определенное время и в определенном месте. Если "дразнить льва", как здесь произошло - ничего хорошего не выйдет. А вот на Войне Гнева сражаться, безусловно, надо.
Гость, Единственная разумная мысля в голове Турина - это о сражении) А то, что он тылы не прикрыл, и выстроил дурацкий мост, так кто ж ему, дурню, доктор))
It was one kingdom, once (с) Kings rising, C. S. Pacat
Тургона жалко, да... А остальное очень правильно получилось! И все в характере! Идриль занялась любимым делом - строительством тайного хода. И Маэглина нет
2 747 слов– Сегодня снова соберется Совет? – спросила Эленвэ. В ее голосе, выделявшимся красотой и мелодичностью даже среди голосов других эльдар, слышались грусть и усталость. – Да, дорогая, – ответил Тургон, нежно проводя пальцами по ее щеке. – Ты можешь не приходить туда, если не хочешь. – Не хочу, – сказала Эленвэ. Тургон поглядел на нее с тревожным удивлением. Он, конечно, говорил искренне, когда предлагал жене не посещать Совета. Она была явно утомлена и имела право отдохнуть, но Эленвэ всегда была рядом с ним во время принятия важных решений, всегда поддерживала, если не словом, то взглядом и самым своим присутствием. Как же он сегодня без нее? Да и жители Гондолина забеспокоятся, не видя своей королевы. Они любят ее и чтут равно за добрый нрав и мудрость. – Не хочу, – повторила Эленвэ. – Снова все будут рассказывать друг другу, как прекрасен наш город, словно каждый из нас не может видеть это собственными глазами, и как невыносимо больно, рискованно и безнадежно было бы сейчас уходить из него, словно раньше мы никогда не брались за то, что рискованно, безнадежно и способно причинить нам боль. Словно мы, в самом деле, можем навечно спрятаться здесь от любой беды. – Наш город хорошо укрыт, и беды не настигнут нас здесь, – только и возразил Тургон, потому что во всем остальном его жена была совершенно права. – Владыка Ульмо сказал, что пора оставить город его судьбе, – напомнила Эленвэ. – А значит, укрытие наше более хрупко, чем мы привыкли думать. – Я знаю, как ты ценишь слово валы Ульмо, – начал Тургон. – Так же, как и ты, супруг мой, – перебила его Эленвэ. – Или только я еще помню, почему ты построил Гондолин? Ее вопрос прозвучал непривычно резко, и Тургон, словно защищаясь, торопливо ответил: – Я помню. Помню. Он, в самом деле, прекрасно помнил, как Ульмо тогда дал ему совет. А после и помог найти подходящее место для города. И еще говорил, чтобы он не привязывался слишком сильно к делу рук своих. Тургон сразу понял, что это – скрытое предупреждение о судьбе города, но смириться с ним было проще, когда Гондолина еще не существовало на свете, или когда судьба его таилась в далеком будущем. Но теперь бросить Гондолин... – Я люблю этот город, – негромко сказал Тургон. – Он самое дорогое, что у меня есть. – Вот как, – откликнулась Эленвэ и надолго замолчала. Молчание было тяжелым и неловким, совсем не таким, как случалось между ними обычно. – Будешь ли ты все еще считать так же, когда враги проникнут за высокие стены и по улицам потечет кровь твоего народа? – вдруг спросила Эленвэ. – Когда повсюду зазвучат крики и мольбы о помощи, но никому нельзя будет помочь? Подумай об этом, о король мой и муж мой. Едва договорив, она быстро удалилась из комнаты, и Тургону почудилось, что стало разом и темнее, и ходней.
***
"Оставить город его судьбе". Их город. Их любимое детище. Их рукотворное чудо. Бросить Гондолин... Невозможно. Немыслимо. Через захваченный и оскверненный Белерианд пробираться к морю. Безнадежно. Добровольно покинуть безопасность дома и идти навстречу неизвестности. Разве мало уже совершилось смертей, что нужно прибавить еще и их смерти? Нет. Нет. Этого не будет. Не может быть. Не должно быть. Так думал каждый или почти каждый из жителей города. Так думал и король Тургон, и речи человека по имени Туор, не находили пути к сердцу короля. Если б это не были слова самого Ульмо, их даже обсуждать долго не стали бы. Но и теперь завершение уже близилось. Отказ. Решительный отказ. Вот что с тайной радостью читал Маэглин на суровом лице Тургона, своего родича и владыки. Читал уже не первый день, и был почти уверен, что сегодня мысли, наконец, будут облечены в слова. Тогда можно будет самый вопрос этот оставить в прошлом. Маэглину не нравились речи смертного, не нравился он сам, и, более всего, не нравилось, как смотрела на пришельца Идриль: не просто внимательно или ласково, хотя и это уже было слишком, а словно бы... восхищенно? И. сама того не замечая, иногда кивала в такт его словам. Она верит ему. Но это ничего. Это неважно. Туор вынужден будет покориться воле короля, и повода для восхищения не останется. Скоро. Совсем скоро. Сейчас. – Народ Гондолина! – воззвал Тургон, привлекая всеобщее внимание. Впрочем, все и так ждали слова короля и смотрели только на него. Тургон заговорил, произнося вслух то, что было на сердце у каждого жителя Гондолина, гораздо смелее и откровеннее, чем это недавно делали они сами. Любовь. Сожаление. Гордость. Страх. Надежда. Гордость. Снова страх. Любовь... – Я говорю об этом потому, что все это ведомо и мне, – сказал Тургон. – Но ведомо мне также, что правитель должен уметь смотреть в будущее яснее и дальше других. И сегодня я говорю вам: Гондолин – сокровище наших сердец, и все мы хотели бы, чтобы он вечно оставался столь же чистым, прекрасным и неприступным, как теперь. Но в землях, оскверненных Морготом, ничто не сохраняет чистоту без конца. Если мы покинем город сейчас, в памяти нашей навечно сохранится его неоскверненная красота, и пока сердца наши бьются, город не будет до конца потерян. Если же мы останемся здесь, то враг обратит наш город в смертельную ловушку для нас, и не останется ни города, ни тех, кто хранил бы память о его светлых днях. Не останется никого, кто еще мог бы сразиться с врагом во славу его. Укрепите же ваши сердца, проститесь с Гондолином и готовьтесь к долгому пути. Мы идем к морю! Невозможно. Немыслимо. Маэглин повсюду видел лица. Пораженные. Печальные. Но в то же время и воодушевленные. Многие плакали, не скрывая слез. Но никто не пытался спорить. Туор закрыл лицо руками, и неясно было, жест ли это радости или скорби, а может быть, только запредельной усталости. Сразу и улыбаясь, и плача, Идриль кинулась к своему отцу и обняла его. Тургон одной рукой обнял ее в ответ, а другую протянул королеве Эленвэ, которая во все время Совета была бок о бок с ним. Королева взяла руку короля в обе свои, глядя на него с нескрываемым восхищением. И Маэглин понял, что это все – ее рук дело. Это она убедила короля покинуть город. И теперь Маэглин ничего с этим поделать не сможет. Ничего. Маэглин поднялся и, не глядя больше ни на кого, быстро покинул зал. Ему нужно было побыть одному.
Тургон прекрасно знал, что объявить о решении на Совете и даже добиться, чтобы против этого решения не возражали – только половина дела. Важно после, воплощая решение в жизнь, убедить сомневающихся и не дать появиться причинам для новых сомнений. Этим он и занимался, последующие дни, месяцы и даже годы по счету Солнца, пока народ его готовился покинуть Гондолин. Помогало, что сам он был вполне убежден в правильности своего решения. Хоть оно и далось нелегко, теперь Тургон больше не колебался. Он никогда не спрашивал Эленвэ, почему тогда, в день Совета, она сказала ему то, что сказала. Были ли эти слова следствием предвидения, голосом орэ или плодом ее мудрости и доверия к валар, которое ей, ваниа, давалось проще и естественнее, чем другим, Тургон не знал и не хотел знать. Он просто был благодарен жене. Ведь Эленвэ напомнила ему, что, как бы прекрасен ни был Гондолин, жизнь и свобода его народа всегда останутся важнее и дороже. И король должен помнить об этом, даже если сам народ позволяет себе забыть. Почти так же сильно, как сознание собственной правоты, а может, даже сильнее, Тургону помогал Туор. Человек остался в Гондолине, и со временем завоевал уважение и любовь едва ли не всех его жителей, так что доверие к его словам с каждым днем возрастало. И только Маэглин все еще оставался против. И против Туора, и против ухода из Гондолина. Это, как ни странно, тоже помогало. Маэглин раз за разом говорил все то, что мог бы сказать и сам Тургон, если бы решил не покидать Гондолина. Только слова Маэглина всегда были горячее, резче и уязвимей для разумных возражений, чем могли бы быть слова самого Тургона. Возражая Маэглину, Тургон сумел убедить многих. Вот только жаль, самого Маэглина Тургон все еще не мог убедить. И это глубоко огорчало короля, потому что он был очень привязан к племяннику, и не хотел, чтобы разногласия отдалили их друг от друга. Но пока именно так и происходило, а Тургону оставалось только надеяться, что со временем Маэглин все поймет и изменит свое мнение. Впрочем, Маэглин, хоть и не был согласен с планами короля, не пытался мешать их осуществлению и даже сам участвовал в необходимых приготовлениях, если делать это ему приказывал Тургон. Так общими усилиями жителей Гондолина, все оказалось, наконец, готово, чтобы покинуть город. Случилось это на восьмой год жизни Туора в Гондолине. А незадолго до того, как приготовления приблизились к концу, к Тургону и Эленвэ явились Туор и Идриль и признались, что любят друг друга и хотят соединить свои судьбы. Они были такой прекрасной парой, и так сияли от счастья и любви их лица, что невозможно было найти никакого возражения против этого союза, и Тургон с Эленвэ дали им свое родительское благословение. Свадьба Туора и Идриль стала последним празднеством, которому суждено было пройти в стенах Гондолина. А потому было оно особенно радостно и великолепно. Один лишь Маэглин был невесел. На свадебном пиру сидел он молча, бросая на всех мрачные взгляды, и при первой возможности выскользнул из-за стола и пошел прочь. Но остаться в одиночестве на этот раз ему не удалось. – Идриль никогда не хотела, а значит, и не могла быть твоей, – произнес совсем рядом красивый и нежный, но очень твердый голос. – Эта свадьба ничего не изменила в твоей судьбе, Маэглин. – Значит, моя судьба всегда была сплошным мраком, тетушка, – ответил Маэглин, и голос его звучал глухо, не то от злобы, не то от отчаяния. – Нет, – ответила Эленвэ. – Просто твой путь к свету дольше и труднее, чем у других. А если ты сейчас сдашься, то не узнаешь, что ждет тебя в конце дороги. Пустые слова утешения, любому другому эльда, кто сунулся бы к нему с такими, Маэглин живо посоветовал бы проваливать в Ангбанд. Но сказать подобное леди Эленвэ он не мог, и не потому, что она была женой короля Гондолина, а потому, что это был не первый раз, когда она пошла за Маэглином, хотя никто другой не пошел. В день, когда его отца казнили за убийство его матери, Маэглин был так же потерян, зол и полон горя, как сейчас. Тогда он крикнул леди Эленвэ, чтобы она убиралась и оставила его в покое. И всего несколько мгновений спустя она гладила его по волосам, а он рыдал, уткнувшись лицом в ее колени, и сам не мог сказать, плачет ли он об умершей матери, об отце, который предпочитал убить жену и сына, чем отпустить их, или о себе, потому что он на месте отца поступил бы точно так же. Маэглин вспомнил об этом, и на глаза снова навернулись слезы. – У меня нет больше сил идти, – прошептал он. – Может и так, – ответила Эленвэ. – Но ты жив, а значит, идти все равно надо. Надо идти, пока дорога не кончится. Маэглин посмотрел на нее с удивлением, таких слов он не ожидал. Она обязана была сказать что-то, о том, как он силен или что в нем течет кровь рода Финвэ, или... еще что-нибудь. Но это... – А если дорога бесконечна? – спросил он. – Не бывает бесконечных дорог, – сказала Эленвэ. И от непоколебимой уверенности, которая звучала в ее голосе, или от удивления, а быть может, просто потому, что ему очень хотелось поверить ей, Маэглин кивнул, соглашаясь.
***
Через несколько дней после свадьбы Туора и Идриль, жители Гондолина покинули город, на прощание сделав все, чтобы он стал смертельной ловушкой для любого врага, которому не повезет его обнаружить, и двинулись к морю по пути, подсказанному Ульмо. В дороге гондолинцев хранили туманы, их собственные чары и осторожность, а еще доблесть и искусство их воинов, которые не давали уйти ни одному встреченному орку или темному существу, так что Моргот долго еще ничего не знал о побеге эльфов из Гондолина и продолжал разыскивать потаенный город. А между тем эльфы Гондолина под предводительством короля Тургона и других лордов, прошли вниз по течению реки Сирион и остановились в ее дельте, желая основать там укрепленное поселение. Первым из детей, рожденных на новом месте, стал Эарендиль – сын Туора и Идриль, в котором воплотились лучшие из достоинств эльдар и людей, ибо был он хорош собой, мудр, силен и отважен. Эарендиль появился на свет под шум морских волн, и с тех пор море всегда пело в душе его, как и в душе его отца. Поселение росло и крепло, оберегаемое от врагов мужеством своих защитников и силой их клинков. Но и сами эти защитники часто страдали от оружия орков: когда Эарендиль был еще мал, в столкновении с очередным бродячим орочьим отрядом, был ранен Маэглин. Рана оказалась не слишком опасной и в ней не нашли отравы, так что его жизни ничего не угрожало, но он все еще был нездоров, когда Гаваней Сириона достигли беженцы из разоренного Дориата. Среди них было много чрезмерно утомленных и страдающих от ран, старых и совсем свежих, полученных во время трудной дороги к морю. Целители Гаваней Сириона, как к тому времени стало называться поселение, сразу же вызвались помочь пришельцам, и именно так, в окружении деловито работающих, сосредоточенных лекарей, Маэглин впервые увидел Бронвен – деву из Дориата, на которую в пяти дневных переходах от Гаваней напало чудовище. Эллет сумела убить зверя, но была тяжело ранена, и все сожалели о ней, думая, что она в скором времени умрет. Но Бронвен продолжала упорно цепляться за жизнь, и, поглядев в ее лицо: бледное, с закрытыми глазами и темными глубокими следами от ужасных когтей, Маэглин почувствовал к ней... не жалость, не нежность и не любопытство, а какое-то странное, небывалое родство, в котором все чувства причудливо смешивались. Он стал приходить и сидеть у ее постели, иногда брал ее за руку, а если ей становилось хуже, немедленно звал целителей. Бронвен все еще спала, не открывая глаз, и от ее попутчиков Маэглин узнал, что она родилась незадолго до Первой из битв Белерианда в Менегроте, в Первой Битве погиб ее отец, который был в числе приближенных Элу Тингола, и один из братьев. Второй ее брат умер позже, когда, прорвав завесу чар, проник в королевство ужасный волк Кархарот. А мать Бронвен погибла, когда Дориат был разорен гномами, и после этого Бронвен осталась совсем одна, потому что ни мужа, ни возлюбленного у нее никогда не было. Она была столь же одинока, как сам Маэглин, и это делало ее для него еще дороже, равно как шрамы, которые даже самым искусным целителям не удалось убрать до конца, делали ее еще прекрасней. Он безумно хотел, чтобы она выжила, чтобы открыла глаза. И однажды это случилось. – Ш эт а мто? Едва слышный хриплый шепот тут же сменился приступом громкого кашля, такого сильного, что от него сотрясалось все тело ослабевшей за время болезни девушки. Маэглин, не раздумывая, обнял ее за плечи. – Пить, – с трудом выговорила Бронвен. Он наполнил стакан водой и держал его у губ эллет, пока она пила. – Благодарю, – сказала она и куда более внятно, хотя все еще хрипло, повторила свой вопрос: – Что это за место? – Гавани Сириона, – ответил Маэглин, не сообразив сразу, что название ей ничего не скажет. – Мы дошли до моря? – спросила Бронвен, глядя на него широко распахнутыми глазами. Глаза у нее были темно-темно-серые, почти черные, хоть и светлее, чем у него самого. – Да, дошли, – ответил он. – Так вот он, конец дороги, – сказала Бронвен. – Я поклялась себе, что непременно узнаю, что там, в конце. Маэглина разобрал смех. Он не любил смеяться и делал это редко, но сейчас ничего не в силах был с собой поделать. – Что смешного? – удивленно и настороженно спросила Бронвен. – Я объясню, – с трудом выдохнул Маэглин сквозь хохот.
Следующей весной Маэглин и Бронвен поженились. Обряд прошел по обычаю нолдор, потому что этого желал Маэглин, а Бронвен не возражала. Сам Тургон преподнес невесте свадебный дар, вместо отца жениха, а Эленвэ крепко обняла обоих новобрачных. – Счастливейший день моей жизни, тетушка, – шепнул ей Маэглин. – Только первый из счастливых дней, – сказала Эленвэ. И она не ошиблась, но все же это были темные времена, а впереди ждали времена еще темнее. Тем, кто и так уже успел перенести много бед и потерять многое, предстояли новые беды, утраты и лишения. Но все же настал тот час, когда Эарендиль – славнейший из мореходов в истории Арды – вместе с тремя своими спутниками и своей супругой Эльвинг, сумел добраться до берегов Валинора и там говорил перед валар от имени эльфов и людей. Вскоре после того в Эндорэ высадилось могучее Войско Запада. И бок о бок с ними бились уцелевшие эльфы Гондолина и Дориата. В этой войне, прозванной позже Войной Гнева, в бой их вел Тургон, которому единственному из всех вождей Исхода нолдор довелось своими глазами увидеть падение Моргота. После того как война закончилась, Тургон и Эленвэ были в числе тех, кто внял призыву Эонвэ и пожелал вернуться в Благословенный край. Стоя на палубе белого корабля, когда они уже могли разглядеть вдали очертания родного берега, Тургон обнял жену и сказал: – Знаешь, храбрости мне всегда было не занимать, но все же… когда я представляю, как могла бы окончиться моя жизнь в Белерианде без тебя, мне становится страшно. – Не думай об этом. Не надо, – ответила Эленвэ, теснее прижимаясь к мужу.
Маэглин отвоевал свое счастье у автора судьбы совершенно внезапно, а вот то, что Эленвэ, будь она жива, убедила бы Тургона оставить Гондолин - суровое авторское имхо уже давно.
-
-
05.07.2012 в 12:34Эленве была в гневе. Она гневалась настолько, насколько может разгневаться ласковая и улыбчивая Ваниэ. То есть от ее взгляда могли расколоться и врата Ангбанда, а в голосе звенела сталь.
- Никуда мы отсюда не пойдем, - заявила она супругу, - как ты мог даже подумать, что я променяю морской курорт на прозябание в горных пещерах.
- Милая, там нет пещер, - растерянно повторял Турукано, - там прекрасная горная долина, журчащие реки, сосны, цветы, поляны...
- А к морю я ребенка буду возить раз в столетие? - вопросила Эленвэ.
- Итарильдэ ведь почти взрослая, - попробовал возразить Турукано.
- Для меня - она ребенок, - отрезала Эленвэ, - до Второй Музыки.
- Папа, - дерзко заявил сидящий тут же ребенок, - я только что сшила себе новый купальник. И с кем я в твоем Ондолиндэ общаться буду? Опять все те же - Глорфиндейл, Аранвэ, Эктелион...
- Ульмо обещал прислать посланника, - заикнулся было Турукано
- Вот я его тут и подожду, - отрезала красавица-дочь, - правда, мама?
- Но Ульмо... - снова начал Турукано.
- Да что ты все Ульмо да Ульмо, - сверкнула глазами Эленвэ, - ни один Вала, кроме Моргота, разумеется, не лишит эллет возможности каждый год бывать на морском курорте. Я сама с ним поговорю.
Ночью был шторм. Турукано не мог заснуть и ежился в испуге. Супруги рядом не было - еще с вечера она ушла из Виньямара на морской берег.
Утром Эленвэ явилась свежая как зоренька, веселая и радостная.
- Я все устроила, - заявила она, - Ульмо закроет от посторонних глаз оба града. И Виньямар и этот твой Ондолиндэ. В конце концов горный курорт для здоровья тоже необходим. И минеральная вода из источников. Так что будем проводить один сезон на море, а другой в горах.
Турукано смотрел на жену в священном страхе.
- Ты видела самого Ульмо? - наконец спросил он, - наяву?
- Конечно, - ответила Эленвэ, примеряя купальный костюм, - я удостоилась лицезреть...
- Но почему он тебя послушался? - вопросил Турукано, еще более удивленный.
- А как ты думаешь, - вопросила супруга вместо ответа, - почему могучий Ульмо до сих пор не женат?
Турукано пожал плечами.
- Потому что не выносит женских слез, - сказала Эленвэ, - мне об этом еще в Валиноре проговорилась сама Уинэн. По очень большому секрету. Близость к Валар дает свои плоды и полезные связи. Мы, Ваниар это знаем, в отличие от Нолдор, которые никогда не умели заводить полезных знакомств. Так что продолжаем обустраивать Виньямар.
-
-
05.07.2012 в 17:18-
-
05.07.2012 в 17:40-
-
05.07.2012 в 17:52-
-
05.07.2012 в 18:39Но сдается мне, я знаю автора, которому очень не нравится идея Гондолина!
-
-
05.07.2012 в 19:46-
-
05.07.2012 в 19:56Но хотелось бы и более серьезного исполнения.
Заказчик.
-
-
05.07.2012 в 22:34Будет.
Потенциальный автор два.
-
-
06.07.2012 в 07:35-
-
15.07.2012 в 15:36-
-
19.07.2012 в 01:082193 слова
Дочь уже оказалась в надежных руках его товарищей, на прочном льду, и он устремился к жене. Холод пробирает до костей, усталость тянет на дно, но он находит в себе силы добраться до Эленвэ, помочь ей ухватиться за брошенную веревку. Жена тоже достигла края полыньи и он старается только не выпустить спасительную веревку, да это и трудно было бы сделать – холод сковал пальцы. Но сзади слышится грохот и страшный удар направляет его вниз, в темноту.
На морском дне он все же отдохнет.
читать дальше
-
-
19.07.2012 в 01:09Золотые волосы спящего младенца сверкали в свете солнечных лучей, проходивших через высоко прорубленное в пещерном чертоге окно. Ни отец, ни мать не могли сдержать улыбки, глядя на спящее дитя. Но тут же облако тревоги набежало на чистый лоб Идрили и тронула она мужа за руку, приглашая для разговора в соседнюю комнату, дабы не тревожить детский сон.
- Последние сражения были успешны, - сказала она Туору, и тот кивнул, хотя в этом не было особой нужды – Идриль знала обо всех делах города. – Но, - продолжала женщина, взяв мужа за руку, - я боюсь этих побед больше, чем поражений, ибо они вселяют самоуверенность в Турина и короля. А самоуверенность эта очень опасна, ведь мы не смогли бы победить Моргота, будь нас в десять, в сто раз больше! Это не под силу одним эльдар, даже вместе с эдайн… уж не говоря о тени нашего Рока.
- Что же ты предлагаешь? – Туор слегка сжал пальцы жены. – Ты же прекрасно знаешь, что ни меня, ни тебя, ни Гвиндора король не слушает. Уговоры бесполезны, а действовать силой мы не можем.
- Вот что пришло мне на ум, Туор, - свободной рукой Идриль задумчиво коснулась щеки, - если не можем мы спасти весь город – надо спасти хотя бы что-то. Рано или поздно Моргот пришлет такое войско, что Нарготронд падет – и тогда у нас должны быть пути для отступления.
- В Нарготронде есть тайные ходы и благодаря милости короля мы знаем их все, - ответил Туор, пребывая в некотором недоумении. – Чего ты хочешь еще, жена?
- Пробить новый ход, - ответила Идриль, - но такой, чтобы о нем не знали ни король, ни Турин. Ибо есть у меня предвидение, что старые пути отступления нам не помогут. Я постараюсь сама и через Гвиндора рассказать тем, кто думает так, как мы, о наших замыслах и попросить помощи каменщиков и рудознатцев. Ты же говори среди эльдар о том, чтобы они, когда потребуется, были готовы отступить слаженно, а не бежать в испуге в разные стороны.
- Хорошо, любовь моя, - Туор наклонился поцеловать жену. – Я знаю, что ты не посоветуешь плохого.
***
И случилось так, как боялись Туор, Идриль и Гвиндор. Вскоре Моргот послал к Нарготронду несметное войско, а предводительствовал им могучий дракон Глаурунг. Враги разбили войско Ородрета и Турина на равнине Тумхалад и король был убит. Турин же попал под чары дракона и, сам того не желая, открыл ему все тайны Нарготронда. И все старые тайные пути были заняты орками, и если кто желал спастись по ним, то попадал им в лапы.
Но многие знали о замысле Туора и Идрили и, увидев, что битва проиграна, собрались у нового тайного хода, который был окончен незадолго до битвы. Так спаслись многие уцелевшие жители Нарготронда, и среди них была дочь короля, Финдуилас, и Гвиндор, друг Турина. Но куда подевался сам Турин – про то беглецы не ведали, хотя тела его не нашли среди павших.
А остатки эльфов Нарготронда, коих вели Туор и Идриль, несшая на руках сына Эарендиля, спаслись и отступили на юг, в Гавани Сириона. Когда прожили они там несколько лет, то пришли в Гавани и беглецы из Дориата, разоренного сыновьями Феанора, и о радость! была среди них и пережившая все сражения Эленвэ. Радостна была встреча матери и дочери, и названного сына, и неведомого праматери внука.
А когда вырос Эарендиль, он женился на Эльвинг, и после разорения Гаваней сыновьями Феанора, они вместе нашли путь в Валинор и благодаря их мольбе, пришла оттуда помощь Средиземью, и так исполнилось предсказание Ульмо о великой судьбе сына Туора.
***
- Вот видишь, Владыка Вод, - тих голос Вайрэ, но тверд и незыблем, как голос судьбы, - ты напрасно тревожился. Есть много путей, коими идет судьба, и то, к чему ты стремился, исполнилось по-иному, чем ты задумал.
- Ты говоришь верно, о Плетущая Узор, - Ульмо усмирил рокот волн в своем голосе, дабы не тревожить покой Дома Вайрэ. – Все исполнилось, как должно.
Вайрэ наклонила голову над следующим Гобеленом, а Ульмо устремил взор глаз цвета морской волны на стену, где висели картины Несбывшегося, и с печалью глядел он на Белый Город Гондолин, который никогда не будет возведен.
-
-
19.07.2012 в 07:16Ну и очень хорошо показано, что сопротивление безполезно, и сбежавшие через потайной ход более достойны уважения, чем погибшие в бою, хоть и неравном и безнадежном.
Интересно, неужели Профессор тоже считал, что "живой пес лучше мертвого льва"?))
-
-
19.07.2012 в 08:58Гость, неужели Профессор тоже считал, что "живой пес лучше мертвого льва"?
Нет, он уважал "северное мужество", но не самоубийства. Если можно спасти женщин и детей - их надо спасать. Не всякий становится псом только потому, что выжил.
-
-
19.07.2012 в 12:35Сражаться нужно, но в определенное время и в определенном месте. Если "дразнить льва", как здесь произошло - ничего хорошего не выйдет. А вот на Войне Гнева сражаться, безусловно, надо.
Автор
-
-
19.07.2012 в 12:41-
-
19.07.2012 в 18:08-
-
19.07.2012 в 18:47Возможно, Маэглина вообще нет в природе.
Автор
-
-
15.08.2012 в 16:33-
-
02.08.2014 в 20:272 747 слов
-
-
02.08.2014 в 20:29-
-
02.08.2014 в 20:30-
-
06.08.2014 в 13:49Автор-3, у вас отлично получилось!
-
-
06.08.2014 в 15:58Маэглин отвоевал свое счастье у
авторасудьбы совершенно внезапно, а вот то, что Эленвэ, будь она жива, убедила бы Тургона оставить Гондолин - суровое авторское имхо уже давно.Автор
-
-
06.08.2014 в 16:04умнеедальновиднее, ибо не было бы горя, затмевающего рассудок.-
-
06.08.2014 в 17:36-
-
07.08.2014 в 15:43-
-
07.08.2014 в 17:31Автор
-
-
07.08.2014 в 17:45як тато сказав, так по-маминому й буде)).
-
-
07.08.2014 в 23:01)))