1086 слов— Никогда больше не сотворю я подобных им. И если разобью их, то разобью своё сердце, и погибну — первым из эльдар Амана. На Круг Судеб пала звенящая тишина, и долго ждали продолжения его слов. — Если же Мелькор сумеет вновь разрушить Древа, чистого Света не останется нигде более в Арде. — Бледен стал Феанор, но говорил ровно: — Но Валар, конечно, сумеют защитить свои творения, — в серьезных словах поначалу мало кто уловил насмешку: — Так же, как сумели защитить прежде Столпы Света, а ныне — Деревья Валинора. Или не Валар, с тех пор, как выпустили, уж третий раз пытаются изловить Мелькора, и всё безуспешно? И, если только они не в сговоре с ним, значит — слабы противостоять ему, все вчетырнадцатером? На лице нолдо чётче обозначились скулы, он сглотнул, возвращая себе голос, и глухо, медленно выговорил: — ...Я отдам Сильмариллы, как просит о том Йаванна, но не прежде, чем Мелькор будет вновь, — навеки, — заточён. — Но тогда может быть поздно! — вскричала Йаванна. А Тулкас добавил: — Слабы или нет, но ужели думаешь ты, нолдо, будто сумеешь надёжней защитить Свет, чем Валар?! — Я уже защитил его, — отвечал на то Феанаро, — ибо никто, кроме меня, даже Вала, не сумел бы разрушить Сильмариллов. И не изменю я решения. Если же время так важно, — он вздёрнул подбородок, — пусть тогда Валар поторопятся в поисках. — Ты сказал, — молвил Мандос.
Позже явились гонцы из Форменоса и поведали, что Мелькор разрушил крепость, убил Финвэ и забрал все камни из сокровищницы. Пророческими оказались слова Мастера: Сильмариллов было теперь не вернуть иначе, как победив Моргота, Чёрного Врага Мира, — так нарёк его Феанор, услышав горестные вести. Но напрасны оказались поиски: едва достигнув Тьмы Унголиант, ослепли Оромэ и Тулкас, и силы оставили их. Долго сидели Валар среди тьмы в Круге Судеб, а Майар и ваниар, рыдая, стояли вокруг. Феанор же, сочтя раздумье бездействием, вновь явился перед Манвэ и требовал помочь ему и другим нолдор, кто захочет, добраться до Эндорэ, ибо намерен он защитить себя и свой народ и не желает оставлять злодеяния безнаказанными. Однако Манвэ полагал это решение безумным и самоубийственным, и не хотел он помогать в нём нолдор, лишь усиливая торжество Моргота. И он уговаривал Феанора образумиться, но Мастер ничего на то не ответил и ушёл, едва дослушав.
Нолдор Форменоса, ведомые стыдом за смерть Финвэ и собственное бегство, с радостью приняли речи о мести. Из Тириона ушло меньше, тем более, что Феанор, не избывший срока изгнания, всё ещё не вправе был явиться туда сам — и за него говорил сын его Маглор. Не все из уходящих желали признать Феанора королём. Неохотно уходил Финголфин, ведомый лишь ответственностью перед нолдор и обещанием Феанору. Для тех же, кто остался, — а таких было не менее половины жителей Тириона, — королём стал отныне Финарфин.
Помня, что Манвэ отказал нолдор в помощи, Феанор направился в Альквалондэ, надеясь уговорить тэлери присоединиться к Исходу, и просить их помочь в переправе. Но тэлери не тронули его слова. Сильнее же всего разгневался Феанор, услышав, что Ольвэ не желает отдать корабли, так как не сможет повторить их снова — ибо сам он только что стоял перед подобным выбором и выбрал иначе. Проклял он в тот час и Ольвэ, и Лебяжью Гавань, и былую свою веру тэлери. Казалось, теперь уходившим нет более пути, но Феанор, единожды приняв решение, не желал отступать, — и нолдор оставалось только одно: Вздыбленные Льды. Путь, коего до сих пор не одолел никто, кроме разве что Валар и Унголиант. И многие нолдор устрашились подобного выбора, стали открыто роптать на безумие Феанора и повернули вспять. Ородрет, из чувства долга, возглавил уходивших. Более из рода Финвэ не повернул никто. Но ни Феанор, ни те, кто последовал за ним, не представляли до конца тягот пути. В Хэлкараксэ погибли многие и многие. Одни, засыпая, более не поднимались уж никогда. Другие — среди них жена Тургона, Эленвэ — проваливались под лёд, в чёрную воду, что была не теплее льда, и гибли там. Третьи срывались в глубокие трещины в торосах, незаметные под слоем снега. Так погиб младший сын Феанора, и Амрос горько оплакивал своего близнеца. Под обжигающей морозом плетью ветра уши и пальцы становились твёрдыми, белыми с фиолетовым оттенком, и порой их уже не удавалось вновь отогреть. Обронивший или не надевший вовремя меховую варежку мог лишиться руки. Подобная участь постигла Маэдроса. Однако теперь поворачивать было поздно. И чем трудней был путь, тем храбрей и выносливей становились старшие дети Илуватара, не познавшие ещё земной усталости. В эти тяжкие годы забыта была рознь между Феанором и Финголфином: обоим приходилось прикладывать все усилия и действовать сообща, чтоб постараться сберечь свой народ. Лучи впервые взошедшего солнца согрели тех, кто — измученными голодом и холодом — дошёл всё-таки до восточного берега, но безрадостные зрелища открылись им: сожжённые леса Хитлума, осквернённые орками. И хотя тварей Врага никто из пришедших пока не встретил, ясно было, что всё это — дело их рук. То же подтвердили и немногочисленные выжившие синдар, решившиеся прийти к лагерю у озера Митрим. Рассказывали они о тёмных годах, об орках и балрогах — огненных демонах на службе у Врага, — и о жизни своей в тайных горных убежищах, всё время в опасности и настороже. О том, как до Восхода Луны огромное войско орков отрезало их от Дориата и от укреплённых гаваней Кирдана, — и о том, как гавани, защищённые стенами, пять лет (или полгода Валинора, по прежнему счёту) держались в осаде, не получая ни от кого помощи, прежде чем пали. И сетовали синдар — или эглат, забытый народ, как они называли себя, — что помощь Валар — каковой они сочли поначалу как взошедшие светила, так и приход нолдор, — так запоздала. Но и теперь нолдор не могли немедленно атаковать крепость Врага: им требовался отдых после страшного перехода. Потому сыновья Финвэ, как могли, укрепили лагерь в Митриме, и, пользуясь замешательством Моргота, чьи слуги не выносили света Анар, разослали гонцов исследовать пределы Белерианда и вступать в союзы с народами, жившими там...
-----------------------------
Майтимо проснулся от звука рога. Последние дни он отвык спать не то что без одежды — без кольчуги. Вскочить, вооружиться, расспросить вестника, оседлать коня... Уже несясь во главе отряда к дальней заставе, он вновь вспомнил свой странный, чем-то задевший, сон. Казалось бы, в грёзе всё обернулось ещё ужасней, чем могло: нолдор у Митрим ещё не ведают, но он-то мог оценить, каково осаждать Ангбанд воинством, не превосходящим тех, кто поначалу пришёл с Феанаро, вдобавок ослабленным после Хэлкараксэ... Если бы так, ни о какой Осаде не могло быть и речи, и помимо отца наверняка погибли бы ещё многие... Так почему сон оставил по себе невнятную тоску? «Не было Клятвы!» — пришла внезапная мысль. Ровно так, три слова, без объяснений. Но какая разница? Сильмариллы всё равно теперь у Врага, а Древа мертвы... Странные сожаления. И, что хуже, весьма несвоевременные. А потому глава Дома Пламени велел себе забыть о том, чему уже всё равно никогда не дано измениться.
Заказчик сперва подумал, что все пойдет по канону... Потом получилось, что все пошло хуже... Но все-таки я не увидела главного - а без Клятвы как-нибудь к лучшему судьба Нолдор изменилась?
а без Клятвы как-нибудь к лучшему судьба Нолдор изменилась? Судьба нолдор — такая штука, которая меняется к лучшему через худшее. ИМХО, конечно. Известно как: не было и не будет братоубийств. Не было Проклятия, и потому не будет предательств. Погибшие смогут при желании возродиться в Амане. Род Феанаро не утратил права на Сильмариллы (правда, вовсе не факт, что сумеет этими правами воспользоваться). А к немедленному хэппи-энду не привело, нет — не вижу, каким бы способом это было возможно. Что до размышлений Майтимо — как ни вытесняй из сознания совесть за Альквалондэ, и тревогу о том, к чему ещё может привести такой зарок, где-нибудь в глубине души она всё равно останется. Но я тоже с удовольствием почитаю какое-нибудь менее мрачное исполнение, если у кого-то получится.
А мне тоже кажется, что здесь лучше, чем в каноне. Братоубийства нет, а значит, не будет раздора с синдар и Тингол поможет нолдор. А погибли, я так понимаю, только синдар вне Дориата? Но это не так много, к счастью...
Не погиб, нет. Просто, эээ, имею сомнения, что он здесь будет сильно лучше относиться к нолдор. Он их с самого начала не любил, вне зависимости от Альквалондэ. Просто потому что понаехали тут.
Судьба нолдор — такая штука, которая меняется к лучшему через худшее. ИМХО, конечно. Известно как: не было и не будет братоубийств. Не было Проклятия, и потому не будет предательств. Погибшие смогут при желании возродиться в Амане. Род Феанаро не утратил права на Сильмариллы (правда, вовсе не факт, что сумеет этими правами воспользоваться). А к немедленному хэппи-энду не привело, нет — не вижу, каким бы способом это было возможно.
Что до размышлений Майтимо — как ни вытесняй из сознания совесть за Альквалондэ, и тревогу о том, к чему ещё может привести такой зарок, где-нибудь в глубине души она всё равно останется.
Но я тоже с удовольствием почитаю какое-нибудь менее мрачное исполнение, если у кого-то получится.
автор.
не-заказчик
И Тингол… а что Тингол? Он нолдор не любил задолго до того, как узнал об Альквалондэ.
не автор