Первое, что я помню, - как мать пела мне в утробе.
От нее я узнал, что значит любовь и честь, отвага и самопожертвование, радость и победа. Узнал о легендах моего народа, о деяниях моего отца-вождя, о том, что я стану его наследником.
Пока я рос, она всегда была со мной - она, мои сестры, тетки и кузины. Их песни научили меня, что такое семья и дружба, героизм и смех, история Мира, щедрость нашей земли.
Рядом с ней мне все было по плечу. Отец держался от нас поодаль, но этого следовало ожидать - он был занят управлением, готовил место для меня, когда я возглавлю племя после его смерти.
Потом наступили черные дни.
Вода пересохла, и многие умерли от жажды.
На нас напал великий мор, и много песен, что мы пели раньше, поглотил прах забвения.
А затем настало самое худшее - пришли работорговцы.
Это были жестокие люди - с кнутами и копьями, с песнями о ненависти и страхе, огне и крови, смерти, ярости и горе.
Многие из моего народа пали - многие сестры, тетки, кузины...
Мать погибла, защищая меня, хоть и убила многих, прежде чем ее песня оборвалась.
Отец...
Он умер последним, его разрубили на куски у меня на глазах. Он кричал под руками мясников, пока я горько плакал и напрасно молил о пощаде.
Мой народ был сокрушен, наша воля сломлена. На нас поставили метки и клейма, заковали в кандалы и погнали прочь с нашей земли. Измученные и истязаемые, мы пели лишь о горе и печали, о скорби и потерях, о сне, превратившемся в кошмар.
Жестокие люди смеялись над нами, заставляли делать самую тяжелую работу и воевать за них. Заставляли убивать, калечить, кричать, хотя мы хотели только мира. Хотя нам нужна была только жизнь, любовь и песня.
Конечно, этому пришел конец.
Оторванные от далекого, далекого потерянного дома по прихоти новых хозяев, мы шагали по обжигающим пескам и вонючим болотам, через морозные ночи и предательские пустоши, пока не вышли на огромную равнину. У нас в груди в последний раз запела надежда - была ли это последняя награда за то, что мы так верно служили этим мерзким чудовищам?
Нет, не была.
Они просто хотели, чтобы мы бились за них, снова убивали и крушили ради них, трубили, давили и кромсали для них - еще один, последний раз.
Когда конники сразили моих сестер копьями и стрелами, это было почти благом - им больше не придется сражаться на чужой войне.
Когда воины Белого Древа расстреляли моих теток из катапульт, когда их пронзили арбалетные болты, это было почти облегчением - им больше не придется работать на хозяев, которые морили их голодом, насмехались и издевались над ними, которым было все равно, выживут они или умрут.
Теперь, когда на меня идут Мертвецы - когда они карабкаются по мне, колят и рубят своей жестокой сталью - когда они тянут меня вниз, к гибели и тьме, в ужасающем смертном безмолвии - я рад.
Рад.
Последний из своего племени, я, как и мой отец до меня, -
последний из мумаков
- это почти благословение.
Мои последние мысли - о матери, которая поет мне в утробе.
Да, это отличный рассказ! Сильный. Автор оригинален (хотя и взял за основу фильм, а не книгу, но это текст не портит). Чувствуется такой немножко "африканский" колорит, а концовка весьма неожиданна.
Переводчик хорошо справился с задачей, читается легко, большое ему спасибо!
Замечательный перевод замечательного текста! Еще когда я в первый раз читала ВК, мне было безумно обидно за слонов, и вот кто-то напмсал о них, а я и не знала. Теперь знаю. Спасибо заказчику и переводчику!
Первое, что я помню, - как мать пела мне в утробе.
От нее я узнал, что значит любовь и честь, отвага и самопожертвование, радость и победа. Узнал о легендах моего народа, о деяниях моего отца-вождя, о том, что я стану его наследником.
Пока я рос, она всегда была со мной - она, мои сестры, тетки и кузины. Их песни научили меня, что такое семья и дружба, героизм и смех, история Мира, щедрость нашей земли.
Рядом с ней мне все было по плечу. Отец держался от нас поодаль, но этого следовало ожидать - он был занят управлением, готовил место для меня, когда я возглавлю племя после его смерти.
Потом наступили черные дни.
Вода пересохла, и многие умерли от жажды.
На нас напал великий мор, и много песен, что мы пели раньше, поглотил прах забвения.
А затем настало самое худшее - пришли работорговцы.
Это были жестокие люди - с кнутами и копьями, с песнями о ненависти и страхе, огне и крови, смерти, ярости и горе.
Многие из моего народа пали - многие сестры, тетки, кузины...
Мать погибла, защищая меня, хоть и убила многих, прежде чем ее песня оборвалась.
Отец...
Он умер последним, его разрубили на куски у меня на глазах. Он кричал под руками мясников, пока я горько плакал и напрасно молил о пощаде.
Мой народ был сокрушен, наша воля сломлена. На нас поставили метки и клейма, заковали в кандалы и погнали прочь с нашей земли. Измученные и истязаемые, мы пели лишь о горе и печали, о скорби и потерях, о сне, превратившемся в кошмар.
Жестокие люди смеялись над нами, заставляли делать самую тяжелую работу и воевать за них. Заставляли убивать, калечить, кричать, хотя мы хотели только мира. Хотя нам нужна была только жизнь, любовь и песня.
Конечно, этому пришел конец.
Оторванные от далекого, далекого потерянного дома по прихоти новых хозяев, мы шагали по обжигающим пескам и вонючим болотам, через морозные ночи и предательские пустоши, пока не вышли на огромную равнину. У нас в груди в последний раз запела надежда - была ли это последняя награда за то, что мы так верно служили этим мерзким чудовищам?
Нет, не была.
Они просто хотели, чтобы мы бились за них, снова убивали и крушили ради них, трубили, давили и кромсали для них - еще один, последний раз.
Когда конники сразили моих сестер копьями и стрелами, это было почти благом - им больше не придется сражаться на чужой войне.
Когда воины Белого Древа расстреляли моих теток из катапульт, когда их пронзили арбалетные болты, это было почти облегчением - им больше не придется работать на хозяев, которые морили их голодом, насмехались и издевались над ними, которым было все равно, выживут они или умрут.
Теперь, когда на меня идут Мертвецы - когда они карабкаются по мне, колят и рубят своей жестокой сталью - когда они тянут меня вниз, к гибели и тьме, в ужасающем смертном безмолвии - я рад.
Рад.
Последний из своего племени, я, как и мой отец до меня, -
последний из мумаков
- это почти благословение.
Мои последние мысли - о матери, которая поет мне в утробе.
Переводчик хорошо справился с задачей, читается легко, большое ему спасибо!
Заказчик