Шаги нарушили покой Чертога Фалмара – твердые, торжественные, тяжелые шаги, что не останавливались и не спотыкались на подъемах и щербинах пола; шаги эти были точным эхом шагов, что звучали здесь раньше. Их сопровождали совсем непохожие, легкие, неровные шаги – шаги танца или игры, то частые, то редкие. Но несмотря на эту разницу в походке шаги звучали одновременно или лишь с небольшой разницей во времени – пока они не добрались до конца Чертога, где из пола вздымалась высокая бледно-голубая волна из хрусталя. Ограненные кристаллы кварцита и жемчужины слабо блестели на гребне этой рукотворной волны, смело захватывая бледный свет, что проникал сюда из соседней комнаты, и отбрасывая тусклые крошечные радуги на гладкий потолок-купол.
Наконец тяжелые шаги прервались, хотя эхо от них все еще звучало в зале, как будто бы Чертог не заметил странного поведения короля и представил все так, что дела идут обычным чередом. Но и эхо, в конце концов, умолкло, и тишина Чертога Фалмара отметила, что и легкие шаги больше не звучат здесь.
В шорохе белых и алых одежд король присел перед волной – в тишине шорох разросся до раскатов грома, стены рокотали от возмущения тем, что владыка должен так унижать себя. Но высокий король эльфов остался сидящим, его колени с трудом согнулись под жесткой тканью его изящного одеяния, его руки – прекрасные руки, ласкающие камень так же, как другие ласкают тело, вытянулись вперед, пока кончики пальцев не легли на гребень хрустальной волны.
Из глубины волны на него смотрело лицо, светло-голубое, слегка искаженное – так щека казалась длинной и узкой, лоб – слишком высоким, глаза – бездонными. Бледная прядь волос упала на лоб и всколыхнулась, когда голова наклонилась и выпрямилась снова, глаза медленно моргали.
«Что это, Ардамирэ?» - спросил король, спокойно и без всякого намека на удивление или снисхождение в голосе – лицо его было таким бесстрастным, что не подавало даже намек на ответ разуму ребенка, что стоял позади короля.
Ребенок сначала не ответил, слегка отступив от волны, губы его были сжаты в напряженном размышлении. Маленькая ручка порхнула по бледному стеклу, поднявшись выше к гребню, что вздымался над головой мальчика.
Король следил за ним, желая различить мысли, скрытые за жестами. «Это Море», - сказал он громко, отвернувшись от волны, чтобы осмотреть волнистые линии убранства зала. «Или его подобие. Великие воды, что омывают весь мир. Мы построили этот Чертог, дабы вспоминать Море и воздавать честь ему и духам, что правят им».
Вновь ребенок не ответил, но теперь след напряженных размышлений на его лице исчез, он отступил от волны на шаг, присев, как и дед, с руками опущенными между коленями.
Слабая улыбка тронула лицо короля, он наклонился вперед и прижался лбом к хрусталю. «Что ты знаешь о Море, Мирэнья? Ты знаешь, как гонят его великие ветра Манвэ Сулимо, так что волны набегают на песок и вновь отступают, и вздымаются, как высокие башни – вот как эта?» Он взглянул вверх, кончиками пальцев пробежавшись по гладкой поверхности столба перед ним. «Знаешь ли ты его запах и вкус – запах и вкус соли, что проникает в тебя будто глоток прекрасного вина, но оставляет тебя неудовлетворенным и жаждущим большего?»
Ребенок наклонился, высунув язык, чтобы попробовать.
«Не это Ардамирэ», - печально остановил его король. «У этого нет вкуса».
Король отодвинулся, его пальцы ощупывали мелкую рябь на основании неподвижной волны. «В Море плавают рыбы, такия, как в здешних речках, только крупнее и необычнее на вид, и их гораздо больше. Рыбы похоже на самоцветы – красные, золотые, фиолетовые, серебряные – они плавают вместе, и это похоже на радугу».
Он широко развел руки в стороны. «Некоторые из них – вот такие, огромные, а некоторые – не больше мизинца. Но не только рыбы живут в море, есть там маленькие коньки с загнутыми хвостиками, и создания с бивнями размером с огромную . Есть там и змеи, и другие существа, подобные маленьким звездам, что упали с неба. Много кто живет в Море».
Ребенок всматривался в полупрозрачный хрусталь.
«Не здесь, Мирэнья. Не здесь».
Король откинул голову назад, глаза его блуждали по внутренности купола, потом веки его опустились, взгляд стал рассеянным. «Знаешь ли ты, что у Моря есть голос? Он глубок и грозен, как гром, или отчетлив и тонок, как труба…» Его собственный голос понизился до бормотания. «Он может быть тих, как шепот, сладок, как поцелуй. Он подобен музыке арф и флейт, а в другой раз – похож на рев огромного зверя. Он не умолкает. Он никогда не умолкнет».
Ребенок прижался ухом к холодному хрусталю, но на этот раз король лишь посмотрел на него с сочувствием, качая головой.
Тогда ребенок заговорил.
«Я слышу его», - просто сказал Эарендиль и с любопытством посмотрел на деда.
Голубое лицо вновь смотрело на Тургона из глубины воды.
«Почему ты не слышишь?»
Чертог Фалмара как будто вздрогнул от неожиданного вопроса, эхом отдавался он от стен, так что король слышал его снова и снова, пока не остался только этот жалобный детский голос. Много ударов сердца смотрел он в детское лицо, взгляд его тщился проникнуть сквозь воду-камень и искажение, чтобы увидеть знакомые черты сына своей дочери, руки его слепо шарили по камню, как будто он хотел стереть отражение.
Он резко встал, полы его одеяния вновь разгладились, прямые черные волосы свободно упали на спину. Ребенок тоже поднялся, и король притянул к себе детскую фигурку, обнимая внука.
«Реки текут в Гондолине, водопады шумят у подножия скал», - говорил Тургон, уводя ребенка из Чертога. - «Идем же, идем, и мы услышим, как поет камень!»
Эарендиль шел за королем к двери зала, улыбаясь и легко ступая, и с его уходом Чертог Фалмара вновь стал тихим и холодным, и когда дверь закрылась за уходящими, отрезая Чертог от света из соседней залы, его затопила тьма.
-
-
28.12.2013 в 01:52Шаги нарушили покой Чертога Фалмара – твердые, торжественные, тяжелые шаги, что не останавливались и не спотыкались на подъемах и щербинах пола; шаги эти были точным эхом шагов, что звучали здесь раньше. Их сопровождали совсем непохожие, легкие, неровные шаги – шаги танца или игры, то частые, то редкие. Но несмотря на эту разницу в походке шаги звучали одновременно или лишь с небольшой разницей во времени – пока они не добрались до конца Чертога, где из пола вздымалась высокая бледно-голубая волна из хрусталя. Ограненные кристаллы кварцита и жемчужины слабо блестели на гребне этой рукотворной волны, смело захватывая бледный свет, что проникал сюда из соседней комнаты, и отбрасывая тусклые крошечные радуги на гладкий потолок-купол.
Наконец тяжелые шаги прервались, хотя эхо от них все еще звучало в зале, как будто бы Чертог не заметил странного поведения короля и представил все так, что дела идут обычным чередом. Но и эхо, в конце концов, умолкло, и тишина Чертога Фалмара отметила, что и легкие шаги больше не звучат здесь.
В шорохе белых и алых одежд король присел перед волной – в тишине шорох разросся до раскатов грома, стены рокотали от возмущения тем, что владыка должен так унижать себя. Но высокий король эльфов остался сидящим, его колени с трудом согнулись под жесткой тканью его изящного одеяния, его руки – прекрасные руки, ласкающие камень так же, как другие ласкают тело, вытянулись вперед, пока кончики пальцев не легли на гребень хрустальной волны.
Из глубины волны на него смотрело лицо, светло-голубое, слегка искаженное – так щека казалась длинной и узкой, лоб – слишком высоким, глаза – бездонными. Бледная прядь волос упала на лоб и всколыхнулась, когда голова наклонилась и выпрямилась снова, глаза медленно моргали.
«Что это, Ардамирэ?» - спросил король, спокойно и без всякого намека на удивление или снисхождение в голосе – лицо его было таким бесстрастным, что не подавало даже намек на ответ разуму ребенка, что стоял позади короля.
Ребенок сначала не ответил, слегка отступив от волны, губы его были сжаты в напряженном размышлении. Маленькая ручка порхнула по бледному стеклу, поднявшись выше к гребню, что вздымался над головой мальчика.
Король следил за ним, желая различить мысли, скрытые за жестами. «Это Море», - сказал он громко, отвернувшись от волны, чтобы осмотреть волнистые линии убранства зала. «Или его подобие. Великие воды, что омывают весь мир. Мы построили этот Чертог, дабы вспоминать Море и воздавать честь ему и духам, что правят им».
Вновь ребенок не ответил, но теперь след напряженных размышлений на его лице исчез, он отступил от волны на шаг, присев, как и дед, с руками опущенными между коленями.
Слабая улыбка тронула лицо короля, он наклонился вперед и прижался лбом к хрусталю. «Что ты знаешь о Море, Мирэнья? Ты знаешь, как гонят его великие ветра Манвэ Сулимо, так что волны набегают на песок и вновь отступают, и вздымаются, как высокие башни – вот как эта?» Он взглянул вверх, кончиками пальцев пробежавшись по гладкой поверхности столба перед ним. «Знаешь ли ты его запах и вкус – запах и вкус соли, что проникает в тебя будто глоток прекрасного вина, но оставляет тебя неудовлетворенным и жаждущим большего?»
Ребенок наклонился, высунув язык, чтобы попробовать.
«Не это Ардамирэ», - печально остановил его король. «У этого нет вкуса».
Король отодвинулся, его пальцы ощупывали мелкую рябь на основании неподвижной волны. «В Море плавают рыбы, такия, как в здешних речках, только крупнее и необычнее на вид, и их гораздо больше. Рыбы похоже на самоцветы – красные, золотые, фиолетовые, серебряные – они плавают вместе, и это похоже на радугу».
Он широко развел руки в стороны. «Некоторые из них – вот такие, огромные, а некоторые – не больше мизинца. Но не только рыбы живут в море, есть там маленькие коньки с загнутыми хвостиками, и создания с бивнями размером с огромную . Есть там и змеи, и другие существа, подобные маленьким звездам, что упали с неба. Много кто живет в Море».
Ребенок всматривался в полупрозрачный хрусталь.
«Не здесь, Мирэнья. Не здесь».
Король откинул голову назад, глаза его блуждали по внутренности купола, потом веки его опустились, взгляд стал рассеянным. «Знаешь ли ты, что у Моря есть голос? Он глубок и грозен, как гром, или отчетлив и тонок, как труба…» Его собственный голос понизился до бормотания. «Он может быть тих, как шепот, сладок, как поцелуй. Он подобен музыке арф и флейт, а в другой раз – похож на рев огромного зверя. Он не умолкает. Он никогда не умолкнет».
Ребенок прижался ухом к холодному хрусталю, но на этот раз король лишь посмотрел на него с сочувствием, качая головой.
Тогда ребенок заговорил.
«Я слышу его», - просто сказал Эарендиль и с любопытством посмотрел на деда.
Голубое лицо вновь смотрело на Тургона из глубины воды.
«Почему ты не слышишь?»
Чертог Фалмара как будто вздрогнул от неожиданного вопроса, эхом отдавался он от стен, так что король слышал его снова и снова, пока не остался только этот жалобный детский голос. Много ударов сердца смотрел он в детское лицо, взгляд его тщился проникнуть сквозь воду-камень и искажение, чтобы увидеть знакомые черты сына своей дочери, руки его слепо шарили по камню, как будто он хотел стереть отражение.
Он резко встал, полы его одеяния вновь разгладились, прямые черные волосы свободно упали на спину. Ребенок тоже поднялся, и король притянул к себе детскую фигурку, обнимая внука.
«Реки текут в Гондолине, водопады шумят у подножия скал», - говорил Тургон, уводя ребенка из Чертога. - «Идем же, идем, и мы услышим, как поет камень!»
Эарендиль шел за королем к двери зала, улыбаясь и легко ступая, и с его уходом Чертог Фалмара вновь стал тихим и холодным, и когда дверь закрылась за уходящими, отрезая Чертог от света из соседней залы, его затопила тьма.
-
-
29.12.2013 в 04:50Как мне нравится идея этой истории - и про сам Чертог Моря, и финальный поворот темы "здесь/не здесь"...
-
-
29.12.2013 в 12:09Переводчик
-
-
30.12.2013 в 20:51